Люди огня - Кэтлин О`Нил Гир

Белая Телка как будто не ощущала покалывания смертоносного острия:

— Это все гнев и жажда мщения. Кто угодно может довести себя до ярости и попытаться совершить непосильный подвиг. Я спросила тебя про твою силу. Ты справишься с тем, что тебе выпало совершить? Ты сможешь стать выше своих страстей? Сможешь понести на своих плечах ответственность за все Племя Красной Руки? Сможешь вести его за собой, чего бы это тебе ни стоило?

— Я ведь убила двоих, поняла?

— Любой дурак способен на убийство. Ты можешь полностью пожертвовать собой ради Красной Руки? Можешь глядеть дальше, чем видит твой гнев? Вот что я хотела бы узнать. Я ищу сильную личность — а не слабого дурака вроде Кровавого Медведя.

— Его ты называешь слабым дураком?

Белая Телка кивнула, чувствуя, что по шее течет капелька крови:

— Он ничем не лучше Тяжкого Бобра — только глупее. Он тоже презирает Силу.

Острие дротика отошло от ее горла. Танагер покачала головой:

— Ты удивляешь меня. Если бы это мне сейчас дротик к горлу приставили, я бы решила, что моя жизнь кончена. Неужели ты не боишься, Белая Телка?

Та прижала порез пальцем:

— Боюсь. Но не смерти. Я ее уже давно жду. Мне нужно получить ответы на множество вопросов. Впрочем, это неважно.

— А важно, сильна я или нет? — Она приподняла брови. — Я готова весь мир уничтожить, чтобы отплатить за то, что…

— Это-то меня и беспокоит. — Белая Телка глубоко вздохнула. — Я хочу знать, достаточно ли ты сильна, чтобы не дать гневу победить рассудок. Ты способна на это?

— Рассудок? Гнев? О чем ты говоришь?

— Если ты не понимаешь, то — прости, Вышний Мудрец! — ты погубишь Красную Руку.

Танагер молча глядела на нее сверкающими от бешенства глазами.

— Ладно, забудь обо всем. Вот тебе похлебка. Ты вот-вот от изнеможения упадешь. Ешь, спи, а если будет время, поговорим обо всем утром.

Маленький Танцор снова вцепился в горячий камень скалы и подтянулся, с трудом переводя дух. Внизу под ним почти отвесная каменная стена возвышалась над валунами и обломками. Волк сидел внизу, плотно прижав хвост к земле, и внимательно следил за человеком.

С высоты, на которую он забрался, вид открывался такой, что буквально дух захватывало. Даже орлы вряд ли могли окинуть взором такое пространство. С обеих сторон от пика, на который карабкался Маленький Танцор, расходились вершины поменьше. Взгляд не встречал преград вплоть до неровных гор, голубевших на западном горизонте. Их острые серые вершины, казалось, царапают голубой купол небосвода.

Бизоньи Горы продолжались грядой скал пониже, поросших можжевельником и сосной. Над ними склоны были покрыты зарослями елей и стройными горными соснами, а на самом верху закругленные голые пики торчали из земли, будто обветренные потрескавшиеся черепа.

Маленький Танцор карабкался на скалу, стараясь преодолеть страх, ледяными пальцами сжимавший его сердце. Смертельная опасность, возможность оступиться ненароком лишь подстегивали его — да еще неотступный вопрос, на который он все никак не мог найти ответ.

У него не было сил уйти. Он слышал зов и ощущал притяжение Волчьей Котомки — но любовь к жене притягивала его еще сильнее. Он просто не мог взглянуть в глаза детей — и уйти, повинуясь зову.

— Но ведь я обещал! — проговорил он сквозь стиснутые зубы. — Я ведь сделал свой выбор!

Шершавый песчаник больно уколол его потную щеку.

Он снова вытянул руку, ища опору.

— Зрящий Видения Волка! — завопил он. — Где ты?

Хотя из ободранных ладоней текла кровь, он напрягся и подтянулся немного, лихорадочно ощупывая скалу в поисках опоры. Наконец он обнаружил узкую трещину в камне и поднялся еще чуть-чуть. От напряжения все мышцы дрожали и болели.

— Зрящий Видения Волка!

Ему удалось упереться ногой в острый выступ скалы и заставить себя вновь двинуться вверх. Наконец из последних сил он перевалился через вершину и расслабился, переводя дух. Пот капал с разгоряченных щек и тек неровными струйками по затылку.

Он лежал на спине и смотрел на небо. Бескрайний синий простор манил его, звал в вечность, которой ему не дано достичь, на какую бы гору он ни вскарабкался. Там, за бесконечным пространством неба, находился мир духов.

— Зрящий Видения Волка!

Он закрыл глаза, и перед ним встали лица жены и детей.

— Зрящий Видения Волка, я не могу уйти. Я не могу их покинуть. Я слишком сильно их люблю. Мне нравится жить, как я живу. Мне не хочется быть тем, кем ты хочешь меня сделать. Я не герой… не такой, как ты. Я всего лишь человек — муж и отец. Выбери кого-нибудь другого — сильнее и смелее… Пусть он воюет за тебя.

Из глаз у него брызнули слезы, мешаясь с каплями пота на щеках.

— Пожалуйста, Зрящий Видения Волка. Найди себе героя, который справится с твоим подвигом. Я не могу спасти Волчью Котомку. Я не могу уничтожить Тяжкого Бобра. Я слишком сильно люблю. Я не могу воевать.

В его ушах звучал лишь горячий шепот ветра. Где-то внизу закричал ворон, напомнив ему ужасное Проклятие Тяжкого Бобра. Тут же вспыхнуло воспоминание о Ветке Шалфея — разрезанные запястья, жужжащие вокруг мухи…

— Я не могу!

Он перевернулся на живот и встал на ноги на площадке, простиравшейся на восток, запад, север и юг не более чем на четыре шага. Жалкие пучки травы отчаянно цеплялись за трещины в камне. На скале, омываемой дождями и обдуваемой ветрами, не было ничего, кроме нескольких небольших каменных обломков.

Внезапно он окоченел; сердце глухо забилось в груди. Изображение казалось очень древним; кое-где оно почти стерлось, а кое-где осталось совершенно отчетливым. Песок заполнил часть бороздок, местами пробилась жесткая трава. Он с трудом сглотнул застрявший в горле комок. По всей вершине скалы была старательно выбита Спираль. Он покачал головой, захотел отойти от огромного изображения — но понял, что и шагнуть некуда Онемев, он уставился на небо, в котором яростно полыхало солнце.

Он повернулся лицом на восток и поднял руки:

— Зрящий Видения Волка! Поговори со мной!

Солнце беспощадно палило его тело. Он шагнул вперед, пытаясь дотянуться до неба. Колючий кустарник затрещал под ногами и оцарапал щиколотку.

— Зрящий Видения Волка!

Сначала ему показалось, что это кустарник так колет его, но вскоре жжение стало непереносимым. Глянув вниз, он увидел треугольную головку, впившуюся в ногу и вливавшую ему под кожу яд своей злобы. Узкие щелочки зрачков смотрели разъяренно; сероватые чешуйки кожи тускло поблескивали на солнце. Он вскрикнул, дернул ногой и отшвырнул змею, тут же свернувшуюся кольцами у самого обрыва. Трещотка на хвосте, на который он наступил, свирепо дергалась.